Унуамон

После падения египетского протектора в Древней Азии специальная литература, которой мы занимаемся, не истощается; это доказывает папирус из коллекции Голенищева, где описывается путешествие одного египтянина в Финикию около XI века до н.э. Разумеется, тон повествования  и поступки египетских действующих лиц очень изменилось: во всём чувствуется эпоха, когда владычество фараонов становится всё более и более спорным. Здесь уже нет речи ни о суженом принце или далёкой принцессе, ни о верховном маге, ни о бесстрашном полководце, ни о гонце, прорезателе гор. Простой писец в торговом предприятии - вот кого выводит на сцену последний известный нам до сих пор документ. Речь идёт о неком Унуамоне, стороже гипостиля в Карнаке. На 5-м году царствования последнего из Рамсесов (XI), когда верховный жрец Амона, Херихор, был уже у власти в Фиваиде и когда Семендес, первый царь династии Танитов, управлял Дельтой в Танисе, Унуамон отплывает по сирийскому морю за строевым лесом для ладьи Амона-Ра. Последовательно причаливает он К Дору, городу зекерийцев на север от Яффы, потом заходит Тигр, в Библ, наконец в страну Аляшия (место которой не установлено: в ней видят то Кипр, то страну, расположенную в устьях Оронто). Вот превратности путешествия. Унуамон прибыл на судне, экипаж которого состоял из сирийцев. При заходе в гавань Доре, ни в Тире; он достигат Библа. Князь Джекербаал, узнав, что он явился без подарков, отдаёт приказ покинуть порт. Но в ту же минуту боги выражают свой неудовольствие: в то время как принц приносит  жертву в храме Библа, бог хватает одного из главных придворных и заставляет его плясать, или вводит в состояние безумия и пророческого экстаза, и в таком же виде держит его целый день и целую ночь. Чтобы освободить его от наваждения, приходится позвать египтян со статуей Амона, предназначенной для  иноземных экспедиций и поэтому называвшейся "Амон Путевой". Статуя, разумеется сыграла ту же роль, что и статуя Хонсу в сказке о принцессе Бахтана. Когда вмешательство магии конечно, речь заходит о делах. Унуамон отведёт во дворец и застаёт князя "сидящим в своём высоком покое, операясь о балкон, между тем как за его спиной бьются волны великого Сирийского моря". Князь заявляет, что не разрешит никакой поставки строевого леса, если египтянин не даст ему, согласно древнему обычаю, ценных подарков. "Некогда,-говорит он,-отцы мои выполняли (желания фараона), потому что фараон посылал им шесть кораблей, нагруженных египетскими товарами, которые выгружались в их кладовые. Так же и ты повели привезти их ко мне". Он приказал подать записи его отцов и велел прочесть их в моём присутствие, и оказалось, что в итоге 1000 табону (дебенов) серебра (91 килограмм) было внесено в записи. И он сказал мне: "Если бы царь Египта был моим повелителем и если бы я был его слугой, не нужно было бы заставлять приносить серебро и золото, говоря: выполняй послание Амона. Не приказ царский приносили отцу моему. И я, истинно, я не слуга твой; я не слуга того, кто послал тебя". На эти дерзкие слова Унуамон отвечает, разумеется, прекрасной речью, но, тем не менее, он принуждён отправить на судне гонца в Египет; он везёт с собой семь образцов дерева и несколько недель спустя возвращается с подарками, отправленными Смендесом Танисским. "Было четыре вазы и один сосуд золоты, пять кувшинов серебра,, десять кусков царского холста, 500 свёртков тонкого папируса, 500 собачьих кож, 500 канатов, мешки чечевицы, сушёной рыбы. Это был подарок достаточной ценности, ибо князь Библа снарядил 300 человек и 300 быков, поставил во главе отряда начальника, чтобы срубить деревья; они провели зиму, валяясь на земле, потом, в третий месяц жатвы, их поволокли к берегу". В ту самою минуту, когда египетский посланник готов был отплыть, ему ставят новое препятствие. Князь Библа иронически предлагает Унуамону отправиться на могилу, где лежат посланные фараона Хаэмуаса (вероятно, Рамсеса IX ); в обстоятельствах сходных были они задержаны в Библе в продолжении семнадцати лет и не вернулись оттуда никогда. Это последние оскорбление погружает Унуамона в глубочайшее отчаяние, тем более что на море показывается одиннадцать кораблей джекерийцев, злостных пиратов, готовых взять его в плен, едва лишь он выйдет из гавани Библа. Тогда говорит посланник: "Я сел и заплакал; письмоводитель князя подошёл ко мне и сказал: "Что с тобой?" Я сказал ему: "Не видишь ты разве птиц (цапель?), что возвращаются в Египет? Взгляни на них, они вернутся к прохладным прудам; а я, доколе останусь здесь, покинутый?" Оповещённый об этом князь посылает египтянину две амфоры вина, барана и Тентнут, египетскую певицу, которую держит при себе, со словами: "Спой ему, пусть сердце его не создаёт себе печали!" И посылает он сказать джекейцам: "Мне нельзя взять в плен посланника Амона в моей стране. Дайте мне отправить его , а потом вы догоните его и возьмёте в плен". При выходе из Библа ветер относит Унуамона к берегам Аляшии. Но папирус обрывается для нас на том месте, что посланник пытается разжалобить своей участью Хетеб, царицу страны. Нужно ли доказывать тот исторический  интерес, какой представляет для нас эта последняя сказка? Она проливает некоторый свет на одно из самых тёмных мест истории сношений Египта с Азией. Здесь выводится на сцену население Джекера, от которого Рамсес III, победитель приморских народов - где наряду с филистимлянами, шакалаша и уашаша фигурировали и джекерийцы, - избавился, отведя им берег между горами Кармил и Египтом. Мы видим их утвердившимся в Доре и рыскающими по морям в качестве пиратов, которые берут дань с торговых судов. Что касается финикиян, поселившихся между Тиром и Библом, достаточно будет для уяснения их положения по отношению к Египту напомнить дерзкие слова принца Библа. Конечно, Египет продолжает ещё иметь для этих иноземных народов известное обаяние, которым был обязан своим фараонам, своим богам и богатствам; но его способность к расширению уничтожена, не страшатся больше его посланников, некоторых семнадцать лет продержали в плену в Библе, и там они погибли бесславной смертью. И если владыки ливанские разрешают ещё вызов нужного Египту строевого леса, это происходит лишь взамен платы за поставку. В итоге то, что даёт нам легендарная литература о сношения Египта с Азией, поучительно, лишь поскольку она обрисовывает характер египтян. Незаметно, что египтяне вносили в свои наблюдения чужеземных народов особенную склонность к удивлению или восхищению. Не то чтобы они питали к ним презрение цивилизованного к варвару; но их главный интерес вне Египта сосредоточен опять-таки на египтянах. Кроме того, их точные сведения о чужих странах ограничивались областями, соседними с Нилом. По ту сторону Ливана для простых египтян - за редкими исключениями воинов или вестников, путешественников по должности, - царила неизвестность, опасность, тайна . Вот почва, благоприятная для расцвета народных сказок, но скорее непригодная для создания памятников, которыми могла бы воспользоваться история.

<<<

*** Если Вы считаете, что в данный раздел требуются добавления (уточнения) пишите нам на pp36@mail.ru , Мы с удовольствием опубликуем Ваш материал.